У вас колесо отвалилось - Яцек Галиньский
– А что у вас за дело?.. – спросила я. – Вы извините, что я не приглашаю вас войти. У меня страшный беспорядок. Ремонт.
– Как я уже говорил, я юрист из адвокатского бюро «Войчеховский и Краузе». И у меня для вас уведомление, – повторил высокий.
– Это я поняла, но что дальше?
– Все в документах.
– Большое спасибо за информацию и документы, но не были бы вы так любезны коротко разъяснить мне сложные места текста?
Высокий вздохнул и посмотрел на Крепыша, который только пожал плечами.
– В течение ближайшей недели дом сменит владельца, – начал объяснять адвокат.
– Наш дом? Быть такого не может. Это, наверное, ошибка.
– Наше бюро представляет интересы гражданина, который имеет право предъявить городу претензии. Возбуждено дело, цель которого – приобретение собственности в рамках реприватизации. Новый владелец, заботясь о комфорте жильцов, заранее информирует, что запланировал серию ремонтных работ…
– Лифт он тоже отремонтирует? – перебила я. – Крышу хорошо бы поправить, весной вода по лестнице течет. В ванных грибок завелся. Не у меня, разумеется. У меня все чисто, как полагается. Ну и хорошо. Ремонт бы очень нужен. Подумать только… Какой великодушный человек!
– У меня нет подробной информации о том, как именно будет проходить ремонт. Как бы то ни было, новый владелец заранее полагает, что некоторые, а возможно, что и все нынешние жильцы окажутся не в состоянии платить квартплату, которая вследствие означенного ремонта значительно возрастет.
У меня опустились руки. Я, чувствуя себя подло обманутой, пронзительно взглянула на адвоката и прошипела:
– Так, значит? Разоделись, чтобы я приняла вас за порядочных людей, а речь о повышении платы?
Я стиснула кулак. Ужасно хотелось врезать тому или другому в гладко выбритые толстые морды.
– И не стыдно вам ходить к людям с такими новостями! Здесь повышения никто не потянет.
– Все в соответствии с законом.
– Ничего не буду подписывать.
– Это и не обязательно.
– Чтоб вас, пижонов, черти взяли.
– До свидания.
Высокий поклонился. Тот, что пониже, – тоже. Оба направились дальше по соседям. Когда они подходили к двери безногого, низенький положил руку на дверь, словно давая высокому понять, что в эту квартиру можно не заходить.
Пока я закрывала дверь, они уже стучались к Голуму. Им повезло, что успели поговорить с культурным человеком. Голум, невежа, тут же начал скандалить. Через минуту я подумала, что этот на первый взгляд приятный, крепко сбитый человек сейчас потеряет терпение, и Голум отхватит в бубен, как это говорится на языке улицы, которым я, к слову сказать, свободно владела. Именно так все и выглядело. В последнюю секунду Крепыш сообразил, что я на них смотрю, и отступил, иначе бедный Голум наверняка угодил бы в больницу. Мало того что он уже старый и худой как палка. Он еще и никогда не занимался спортом. Учась в школе, он ходил с ребятами в горы, но как бы ему это помогло в противостоянии с таким быком?
Голум орал на них что было сил. Лоб у него взмок – то ли от злости, то ли от усердия. Он даже держался за дверные косяки, чтобы не свалиться из-за этого всего.
– Бандиты! Мафия! Вы меня отсюда не выкурите! И на таких, как вы, закон найдется!
Крепыш резко дернул головой в направлении Голума, словно хотел его ударить. И засмеялся: Голум испугался. Крепыш буркнул что-то в его адрес, после чего они с коллегой скрылись в лифте.
У Голума был достойный жалости вид: он побледнел и с трудом ловил воздух ртом, глядя в бумаги, которые мы получили от этих пижонов. Перевернул страницу. Странно, что ему еще хотелось это читать.
– Вам тоже дали? – спросил он меня.
– Естественно. Почему мне не должны были их дать?
– И? Вы ничего не предпринимаете?
– А что я должна предпринять?
– Так они же бандиты! Разве вы о таких не слышали? Они скупают дома, участки, даже школьные здания. Нанимают юристов, чтобы утрясти формальности. И чаще всего интересуются довоенными документами, которые якобы доказывают право собственности. В ратуше они улаживают дело, и город возвращает им участки, дома и другие строения в рамках реприватизации[8].
– Может, я об этом и слышала, но нам-то что?
Наверное, я еще не стряхнула с себя остатки сна и потому, признаюсь, не понимала, почему этот человек так разгорячился. Голум всегда был странный, но сейчас как будто совсем слетел с катушек.
– Они хотят выжить нас отсюда! Наймут самых обыкновенных бандитов-чистильщиков. Начнут с повышения квартплаты, снимут крышу, лестницы, запрут лифт, пока мы не сдадимся и сами отсюда не уберемся.
– Сказки рассказываете. Это культурные люди в дорогих костюмах. Вы просто желтых газет начитались.
– Именно что начитался! Одну женщину из союза жильцов, Иоланту Бжескую[9], как раз такие вот чистильщики увезли в лес и сожгли.
– Сожгли? Как сожгли?
– Убили и сожгли. В Кабацком лесу. Вы что, не слышали?
– Может, и слышала, не помню уже. Вы что-то говорили о довоенных документах.
– Ну, это мошенничество, потому что большинство довоенных владельцев уже или умерли, или им все равно. Мафия скупает или еще черт знает как добывает эти якобы свидетельства собственности и на их основании выдвигает претензии на земельные участки или здания. Это называется выкуп претензий. Город отдает собственность не довоенным хозяевам, а каким-то бизнесменам-бандитам, которые потом переделывают старые дома в офисы или апартаменты. Но сначала надо избавиться от жильцов, вот их и мучают всячески, пугают и преследуют.
Так, надо что-нибудь съесть. Наверное, сахар упал: у меня потемнело в глазах, и ноги подкосились. Через минуту я почувствовала, как кто-то хватает меня под руку. Темнота.
У меня потемнело в глазах, но всего на минуту.
– Э-э! Вы что себе вообразили? – запротестовала я. – Не нужно пользоваться моей минутной слабостью, чтобы реализовать свои гнусные замыслы. Все вы, мужчины, только об одном и думаете!
Голум подержал меня еще немного – иначе я бы наверняка упала.
– Дать вам воды? – спросил он.
– Времени нет. Надо что-то делать. Позвонить в полицию. Вы сами говорили.
– Без толку. Они действуют в соответствии с законом. Всегда сухими из воды выйдут. Мы никому не интересны. В Польше закон для богатых, а у них, у бандитов, деньги. Хотя бы от домов вроде нашего.
Силы наконец вернулись ко мне, и теперь я снова твердо
